– Если ехать на коне из Рошти, как к вам удобнее добраться? – спросил его Сергей.
– Все ездят по тракту, милорд, – почтительно ответил проводник. – Леса здесь такие, что на коне по ним ехать – это сущее мучение, а во многих местах вообще не проехать. А от тракта уже к каждому городу ведет своя дорога. Если вы спрашиваете о сатхемцах, то им только так и ехать.
– Они хотят предать огню все деревни вокруг вашего города, – пояснил ему Сергей. – К самому городу, скорее всего, и подъезжать не будут. Кроме вашего города такая же участь уготована и Соджу.
– Вот оно как! – помрачнел проводник. – А вы, стало быть, хотите упредить крестьян?
– Нет, – ответил Сергей. – Мы хотим перебить всех сатхемцев и ищем место, где они сойдут с тракта, чтобы сделать засаду.
– Таких мест может быть два. Все зависит от того, к какому городу они пойдут в первую очередь.
– Тогда мы разделимся и сделаем две засады. Они ведь тоже вполне могут разделиться. Какой смысл жечь деревни большим числом? Чтобы окружить деревню и спалить, достаточно пары сотен всадников. Если кто и убежит, потеря невелика, да и нет лесов вблизи деревень. Места все больше открытые, далеко ли убежишь от конного? Покажешь подходящие места – награжу.
– Я и без награды покажу! – сказал проводник. – Ишь, что надумали – людей жечь! Но если дадите награду, не откажусь.
– Все все запомнили? – спросил Сергей, когда прибыли на место первой засады и разделились. – И зря не рискуйте. Если врага будет слишком много, спешно отходите к городу и шлите нам гонца.
Он сам отправился со второй группой, которую днем позже проводник привел на место, во многом похожее на место первой засады. Когда Сергей обдумывал, как легче всего справиться с кавалерией, он все свое внимание обратил на лошадей. Сейчас часть его бойцов обустраивали лагерь за холмом, в сотне шагов от места засады, а остальные эту засаду обустраивали. В этом месте лес, с двух сторон окружавший отходившую от тракта дорогу, заканчивался, переходя в обширный луг, окруженный с обеих сторон старыми вырубками. На вырубку пустит конницу только идиот, поэтому пути для нее было только два: или прямо по дороге, или по лугу. По тесной дороге атаковать не станут, а развернут наступление по лугу, стремясь охватить засаду и не дать никому уйти. Поэтому лугом и занимались. Одни рыли глубокие, но небольшие по размерам ямы, стараясь не сильно рассыпать землю, которую выносили за холм, а другие накрепко под углом к земле заколачивали небольшие острые колья, которые все время везли с собой. Ямы прикрывали еловыми ветвями и сверху набрасывали срезанную за холмом траву. Сергей проехал по дороге, но результатов их работы не заметил, их достаточно надежно скрывали остатки луговой травы.
Ждать пришлось два дня. В засаде сидели попеременно. Те, кто отдыхали в лагере, должны были по сигналу наблюдателя, сидевшего на вершине холма, со своим оружием бежать на позиции. Конных боев не планировали, поэтому спешенные всадники должны были охранять стрелков на случай, если кавалерию все же не остановят ни стрелы, ни ловушки. Когда прозвучал сигнал била, Сергей находился в лагере. Он заскочил в свой шатер, схватил арбалет и быстро его зарядил, после чего побежал в обход холма. Как и было оговорено заранее часть бойцов усиленно демонстрировали панику, бегая по позициям без видимого толка, а некоторые побежали за холм, якобы напуганные видом вражеской конницы. Пугаться было чего. Вся дорога была заполнена всадниками, которые при виде солдат сначала остановились, а потом медленно начали растекаться во всю ширину луга, готовясь к атаке.
Сергей подтянул к себе поближе одну из сумок с болтами, которые во множестве лежали возле стрелков, прикидывая, сколько выстрелов ему дадут сделать. Лучников у них в отряде осталась всего сотня, но на них была вся надежда. Полторы сотни арбалетчиков, конечно, свое дело сделают, вот только дадут ли им выстрелить больше двух раз?
Прозвучала команда и кавалерия рванула вперед. Для луков было еще далековато, но арбалетчики начали стрелять. Сергей тоже прицелился и нажал на спуск. Выбил он из седла не того, в кого целился, а скакавшего следом за ним, и начал торопливо заряжать оружие. С луга донесся взрыв ругани, криков боли и проклятий, и дикое ржание ломающих ноги лошадей. Атака захлебнулась, остановленная доброй сотней бьющихся на земле лошадей. Получив время стрелки опустошали сумки со стрелами и болтами и хватали еще полные. Стальной дождь вносил в ряды кавалеристов страшное опустошение. У каждого из них был хороший стальной шлем и нагрудник, но стрельба велась уже с расстояния меньше сотни шагов и даже лучники били солдат Мехала, выбирая для выстрела наиболее незащищенные части их тел. Долго это избиение продолжаться не могло. Оставшиеся в живых разворачивали лошадей, подставляя для стрельбы ничем не защищенные спины и пришпоривали лошадей, многие из которых попадали в ловушки, которые они миновали раньше. С полсотни уцелевших – все, кто остался от отряда – выбрались на дорогу и поспешно скрылись за ее поворотом. Отправлять в преследование своих людей Сергей не решился.
– Срочно собираем оружие и целых лошадей! – скомандовал он. – Потом сворачиваем лагерь и идем на соединение с нашими. Да, добейте лошадей, сил нет смотреть, как они мучаются.
По головам побежденных никто не считал, но на глаз их было больше тысячи. Бойцы собирали их мечи, снимали шлемы и нагрудники, и извлекали из тел стрелы и болты. Лошадей собрали больше трех сотен и нагрузили их трофейным оружием. Лагерь свернули минут за десять, и вскоре о происшедшем напоминали лишь во множестве лежавшие на лугу лошадиные туши и человеческие тела. Разбежавшиеся лошади выбрались на дорогу и, сбившись в кучу, ждали, когда о них позаботятся двуногие, нервно втягивая ноздрями воздух, пропитанный запахом крови.
Когда на следующий день добрались до первой засады, оказалось, что оставшимся здесь тоже довелось повоевать. Здесь полностью остановить конницу не смогли, и дело дошло до рукопашной. Но прорвавшихся быстро добили, потеряв двоих стрелков. Их похоронили и, собрав оружие и лошадей, ждали прихода второй части отряда.
– Я так еще никогда не воевал, – глядя на Сергея с восторгом, сказал офицер, командовавший в первой засаде. – И никогда не слышал, чтобы кто-то обменивал жизни двух своих воинов на две тысячи жизней противников!
– Давно я никуда не путешествовала, – молодая красивая женщина в
роскошном платье села на кровать, указав своему спутнику на стул рядом с небольшим столиком. – Садитесь, барон. Вам надо беречь силы, скоро они вам понадобятся.
Она засмеялась и достала из кармашка небольшой стеклянный флакон:
– Это вы должны принять сегодня. Завтра мы уже будем на месте, и ваша болезнь ни у кого не должна вызвать сомнения. Придется немного пострадать за те деньги, что вам заплатили.
– Графиня, – дородный средних лет мужчина в темном дорожном костюме при виде флакона страдальчески сморщил лицо. – Может подождем утра? От этого постоялого двора до Ордага еще шесть часов пути. Если меня прихватит по дороге, то я просто не представляю, как это делать в холод на ветру…
– Эжен, во дворце герцога вы должны уже иметь бледный вид и не слезать с горшка! Если у кого-нибудь из этих волков, которые остались за герцога, возникнут хоть какие-нибудь подозрения… Вы нам действительно хотите сорвать все дело? Те, кто нас послал, не будут слушать ваших оправданий, а если нас разоблачат у герцога, то лучше вам самому броситься на меч. Меня они, может быть, и побоятся тронуть, а вот с вами церемониться точно не будут.
– Можете не бояться, Лаура: выпью я эту гадость. Ужина только жалко. Ладно, пойду я к себе. Моя комната рядом с вашей, а шевалье Рошер в комнате ближе к лестнице. Спокойной ночи.
– Я вам спокойной ночи желать не буду, дорогой Эжен, – опять рассмеялась женщина, и ее смех, который всегда его волновал, на этот раз вызвал лишь раздражение.
Ночь для графини Лауры Куртинэ прошла спокойно, чего нельзя было сказать о ее спутнике бароне Эжене Верман, который не вышел к завтраку и при отъезде оставил своего коня, перебравшись в карету к графине и ее служанке Ларини.